Легко ли быть сорокалетним…
Почитаем…
«Я принадлежу ко второй волне беби-бумеров и к последнему советскому поколению. Нас ещё называют «поколение Y», тех, кто родился в СССР, но рос на его развалинах.
Нас было очень много. Мы первые в стране не понесли в детстве больших потерь, с нас начался рывок в развитии медицины, у нас высокая детская выживаемость. Наши парни не попали ни в Афганистан, ни в Чечню. Мы выжили в детстве, но значительная часть нашего поколения погибла в юности от наркотиков, водочного суррогата и элементарной бедности. И всё равно нас, детей 1980–1986, условно говоря, годов рождения сегодня в стране больше, чем каких-либо других поколений, даже с учётом неестественной убыли. Так получилось, что самое многочисленное поколение — больше 15 миллионов — детей провинциальных семей, попавших в жернова истории, практически не породило своих выразителей. Нас много на улицах городов и сёл, но очень мало в культуре. Мало тех, кто рассказал бы если не на весь мир, то хотя бы на всю страну о нашем детстве, о наших страхах, комплексах, о том, как мы, дети окраин, были вынесены центростремительной силой в Москву и Петербург, в Европу, в США. Когда мы росли, население распределялось по стране равномерно, крупнейшие мегаполисы ещё не успели его притянуть. И мы стали первым поколением провинциалов, столкнувшихся с массовой миграцией в главные города и за границу.
Все это до сих пор не описано. Мы не описаны. Потому что среда, из которой вышло большинство моих ровесников, не порождала больших умов и талантов. Дети промышленных городов и спальных районов 1980-х кое-как учились у сидевших без зарплат учителей, кое-что читали в грязных библиотеках с нищими библиотекарями, время их учебы пришлось на пору массовой деградации, их родители спивались, разводились, сидели без работы или же сутками трудились в надежде на копейку. Эти дети помнили дефицит, задержки зарплат по полгода и воровство курток в школьном гардеробе. Они, то есть мы, — самое плохо питавшееся поколение из ныне активных, нас рожали женщины, сформировавшиеся репродуктивно уже в эпоху дефицита. За нами недосмотрели, нас недокормили, недоучили, недолюбили, потому что большинство тогда никого не любило — оно выживало. Неудивительно, что это поколение не преуспело в культуре. В литературе, кинематографе, театре оно представлено плохо. Редкие одиночки из числа детей 1980-х прорвались в большую культуру, но почти все они — из хороших столичных семей. И ничего о нас, разумеется, эти люди не пишут и не снимают, потому что нас с ними роднит только дата рождения в паспорте. Моя среда, давшая сегодняшней России больше всего людей, породила очень мало хороших писателей, режиссёров. А те, кто всё же получил возможность художественно высказываться, редко говорят о себе, своём поколении, своём детстве, своих травмах, своём опыте и его значении. Вячеслав Ставецкий своего героя нашёл среди румынских солдат Второй мировой — очень далеко от ростовских промзон начала 1990-х. Режиссёр Юрий Быков, полный мой поколенческий ровесник, не снимает кино о трагедии нашего поколения. Парадокс: про детей 1980-х говорит сегодня кто угодно, кроме самих «восьмидесятников» советских городов, городков и сёл. А если и всплывает кто из них — из нас! — с социального дна на свежий воздух, предпочитает рассказывать о другом.
Сейчас я готовлю роман о детстве моего поколения. Чтобы рассказать, почему же последних советских беби-бумеров так много на улицах и так мало в литературе и отчего они меньше всего любят говорить о себе (Анастасия Миронова. Самопрезентация «Легко ли быть молодым писателем». // Знамя №3. 2019. Стр. 207, 208, 209).
Ждем роман…
О детстве поколения 1970-1980-х…
Юрий Дойков
29 марта 2019
Архангельск
